И он с улыбкой повернулся к фрекен Кристине:
— Возможно, по вашему мнению, странно мелочиться из-за пары граммов еды, фрекен?
Она покачала головой и улыбнулась в ответ, витавшее в воздухе напряжение ничуть на нее не действовало.
Херман переводил внимательный взгляд с девушки на Ивара. Было ясно, что он подозревает Ивара в попытке воздействовать на капитана через дочь.
— Не подумайте, что мы боимся работы, фрекен. Мы много работаем, но большинству матросов нет и двадцати, взгляните на кока и юнг, им всего по пятнадцать, они еще не взрослые мужчины. Мы целый день проводим на свежем воздухе. Вы и сами, наверное, заметили, что морской воздух усиливает аппетит.
Херман угрожающе откашлялся. Его ошарашил поток красноречия Ивара, и он пытался выиграть время.
Ивар даже не взглянул в его сторону. Он продолжал улыбаться фрекен Кристине, а та улыбалась в ответ, словно между ними существовала тайная связь.
Баер, казалось, ничего не замечал. Вдруг он заговорил, и слова его были столь необычны, что любой мог догадаться: на борту «Кристины» что-то идет не так.
— Пять хлебов и две рыбы, — произнес он, стараясь говорить уверенно, но все равно голос был странно отсутствующим, как будто мысли капитана пребывали далеко отсюда.
— Простите? — Ивар пытался быть вежливым. — Я, кажется, не совсем вас понял.
Баер повысил голос:
— Я сказал, пять хлебов и две рыбы. Вот все, что понадобилось Господу нашему Иисусу Христу, чтобы накормить пять тысяч человек. А вам на четверых не хватает сыра, колбасы, паштета и банки сардин?
— Это же не библейская история. Мы на борту «Кристины» из Марсталя, а морское право говорит…
— Ты отвергаешь Господа своего? — резко произнес Баер и обвиняюще посмотрел на Ивара. — Как возможно, чтобы ты, после того как Господь кормил, одевал и хранил тебя в течение стольких лет, усомнился в Его любви и силе?
Даже красноречивый Ивар утратил дар речи перед лицом такого натиска со стороны обычно сдержанного шкипера.
Он удивленно посмотрел на Кристину. Та растерянно развела руками. От марстальского шкипера многого можно ждать. Неумолимой жестокости, несправедливости, немыслимых требований, а прежде всего, жадности. Бережливость — предпосылка его выживания. Но никто еще не слышал, чтобы для обоснования своих претензий он опирался на религиозные постулаты, и уж никак не в столь туманных выражениях.
Херману пришлось сдержаться, чтобы не захохотать в голос. Похоже, удастся позабавиться.
— Я говорю о морском праве, — твердо стоял на своем Ивар.
Фрекен Кристина склонилась над Баером и накрыла его руку своей:
— Требование справедливое, папа. С тобой ничего не случится, если команда будет получать побольше еды.
Баер схватился за грудь. Он словно переживал какой-то душевный кризис.
— Как хочешь, — произнес он слабым, невыразительным голосом. И, продолжая держаться за сердце, ссутулился.
— Папа, с тобой все нормально? — озабоченно спросила фрекен Кристина.
В кубрике Ивар рассказал о происшедшем. Затем посмотрел на Кнуда Эрика:
— Ты пробыл с ним дольше всех. Он всегда такой?
— Жадный — да, — ответил Кнуд Эрик. — Но чтобы рассуждать, как пастор Абильгор? — И мальчик покачал головой.
— Повтори-ка, что он сказал, — попросил Вильгельм.
— Про притчу из Библии о пяти хлебах и двух рыбах. — Ивар порылся в памяти. — Он спросил, как возможно, чтобы мы сомневались в Господе, который нас одевает и хранит.
— Это из сборника проповедей, — произнес Вильгельм. — Седьмое воскресенье после Троицы. Проповедь о бедном и богатом. Ее составил корабельный священник Йонас Даль из Бергена. Баер выучил ее наизусть. Похоже, с ним что-то серьезное.
Иногда фрекен Кристина приглашала команду на блины или обходила палубу с кофейником в руках. Хельмер на камбузе светился от счастья. Она часто к нему заходила, чтобы помочь с готовкой. Там было так тесно, что им приходилось стоять совсем близко друг к другу. Шелест юбок и близость женщины опьяняли его. Она хвалила мальчика, и он старался изо всех сил. Все они старались. Хорошо было иметь на борту женщину.
Фрекен Кристина часто присаживалась поболтать с рулевым, а тот одним глазом следил за парусами, а другим поглядывал на нее.
Однажды вечером, когда корабль подходил к побережью Португалии, они с Иваром прогуливались по палубе при свете луны.
Херман стоял у борта, прислушиваясь к их разговору, слишком тихому, чтобы разобрать слова. Кристина отвернулась от него, узнав, как в Нюборге он разобрался с Рауном. Однако нелюдимкой ее можно было назвать лишь с большой натяжкой. Только его одного она избегала.
После конфликта из-за провианта Херман понял, что его акции опустились ниже некуда.
В присутствии фрекен Кристины в его крови словно смешивались яд и бесконечная сладость. В душе безволие сражалось с колоссальным напряжением. Он чувствовал себя одновременно слабым и взбешенным. Воинственно сжимал кулаки, а жаждал объятий.
«Кристина» лавировала против южного ветра, всегда дующего вблизи португальского побережья. Когда Ивар стоял у руля, она сидела рядом. Как-то Херман подошел к ним, чопорный и неприступный, целиком войдя в роль штурмана.
— Рулевому мешать запрещено, — бросил он неприветливо и стоял рядом, заложив руки за спину, пока она не поднялась и не ушла.
Да, ей пришлось подчиниться. Но он не знал, победа это или поражение. Ближе к ней Херман не стал. Он думал о них как о паре. Ведь, кажется, именно в этом направлении события и развивались.