Хельге Фабрициус, второй механик «Данневанга», рассмеялся. Лет двадцать пять парню было, слишком молод для Ньюфаундленда. Кнуду Эрику — тридцать, немногим больше, и все же они родились по разные стороны барьерного рифа, возникшего благодаря исчезновению парусников. Дети одного, в сущности, поколения, они принадлежали разным мирам.
Над бильярдным столом висела черная керамическая табличка, на ней мелом было выведено: «Имеются вакансии. „Нимбус“. Свеннборг». И больше ничего. В ком же есть нужда: в штурмане, стюарде, старшем механике? Они обратились к консулу Фредерику Нильсену. К их удивлению, он предложил им целый корабль. Команда дезертировала. Если угодно, корабль в их полном распоряжении. Кнуда Эрика произвели в капитаны.
У войны было и такое лицо. Война не всегда подразумевала лишения. Она предоставляла и новые возможности.
Они отправились осматривать корабль. На носу значилось «Нимбус», на корме — «Свеннборг». Или, точнее, можно было догадаться, что когда-то корабль украшали именно эти названия. Человеку без воображения угадать, что там значится, не представлялось возможным.
Хельге Фабрициус принялся считать. Они расхаживали по набережной и любовались судном, а он все считал. Кнуду Эрику даже не надо было спрашивать, что же он там подсчитывает.
— Команда не дезертировала, — сказал он. — Они умерли.
— Сто четырнадцать, — произнес Хельге.
— Швейцарский сыр у них, должно быть, пользовался особой популярностью.
— Хотел бы я посмотреть, как они варят кофе, — сказал Хельге, отказавшись от дальнейших подсчетов.
— Я предпочел бы увидеть, как они его пьют.
Оба засмеялись и поднялись по трапу. Они вдоволь повидали кораблей, у которых не хватало половины фальшборта, снесло надстройки, а в бортах зияли огромные дыры, и все равно эти посудины умудрялись держаться на плаву. Но такого им видеть еще не приходилось. «Нимбус» получил не одно крупное повреждение, а тысячи. Пароход был одномоментно и полностью разрушен. Должно быть, «мессершмитты» заходили на него много раз. Ни бомбы, ни торпеды не попали в цель, иначе «Нимбус» лежал бы на дне морском. Но пулеметы попали. Зрелище внушало благоговение. Дырявая обивка судна демонстрировала почти человеческое упорство.
Они вошли в кают-компанию. На плите стоял голубой эмалированный кофейник. Невзирая на все их предсказания, целый.
— Вот дьявольщина, — сказал Хельге.
В шкафу они нашли английский суррогатный кофе из желудей, поставили на стол и ждали, пока не закипит вода.
— Мы возьмем этот корабль, — сказал Кнуд Эрик.
Хельге налил кипятка и вопросительно на него посмотрел.
— Это счастливый корабль.
— Хочешь сказать, кофейник счастливый. Похоже, это единственная вещь на борту, у которой дырки только там, где положено.
Кнуд Эрик покачал головой:
— Нет, корабль счастливый. Ты когда-нибудь видел столько повреждений сразу? А «Нимбус» — вот он. И на плаву. И поделится с нами удачей.
Оба они понимали, что все это — болтовня и суеверия. На поле сражения — а море было полем сражения — нет правил насчет того, кому жить, кому умирать. Здесь господствовал непостижимый случай. Так почему не поставить на удачу? На «Данневанге» у них был пулемет Льюиса. Удача — более эффективная защита.
Они отправились к Нильсену и подтвердили, что забирают корабль. Консул, казалось, вздохнул с облегчением.
— У нас есть условия, — заявил Кнуд Эрик. — Нам ни к чему сквозняк на просторах Атлантики, так что сначала залатаем дыры. Далее, для защиты нам потребуется кой-какое железо. И наймом команды мы займемся сами. Сами будем решать, с кем пойдем.
Пока «Нимбус» стоял на верфи, Кнуд Эрик с Хельге засели в морском клубе, в углу неподалеку от бильярдного стола. Вывели на дощечке список тех, кто им нужен. И стали ждать.
Через пару дней у них уже были первый и второй помощники, стюард, машинист и пара матросов. Не хватало месс-боя и старшего машиниста. Да и матросов, и младших матросов был некомплект. Команда должна была состоять из двадцати двух человек.
Кнуд Эрик не ожидал, что так рано станет капитаном. Не то чтобы он сомневался в своих способностях. Просто не знал, обладает ли необходимым авторитетом. Может ли адекватно оценить человека, так чтобы использовать его сильные стороны и заставить забыть о слабостях? А двадцать два человека за один присест?
На четвертый день в дверь вошел Вильгельм и попросил принять его на борт штурманом. Они с Кнудом Эриком в последний раз виделись в Марстале два года назад. Вильгельм обзавелся семьей. У них с женой родились мальчик и девочка, жена — его ровесница — была дочкой рыбака с Брёндстраде. Он навсегда избавился от заикания. В Марстале Вильгельм каждое воскресенье ходил в церковь. Дома у него лежал сборник проповедей. Без дела. Он до сих пор все помнил наизусть.
— Как отец? — спросил Кнуд Эрик.
Отец Вильгельма давно уже бросил тяжелую работу землекопа и теперь занимался рыбалкой, хотя и для этого был слишком стар. Но упрямо держался, запертый в своем беззвучном мире.
— Он рыбачил у Ристинге, когда подошли немцы. Гула самолетов, как понимаешь, слышать не мог. Поднял голову, потому что но воде заскользили тени, слишком быстро для облаков. Вот и все, что он знает о войне. Слишком занят своими креветками: это и есть его война.
Следующим был Антон. Его тут же назначили старшим механиком и потребовали отчета о состоянии двигателя.
— Ну, я не знаю, — затеребил Антон свои черные роговые очки, услышав, что у «Нимбуса» всего восемьсот лошадиных сил. — Корыто явно не из самых ходких.