Мы, утонувшие - Страница 208

208

Известно было только одно: груз надо доставить. Канистры, техника, боеприпасы, находящиеся в трюме, кружными путями попадут на другие, удаленные фронты, где испытание сил немцев и русских решит исход войны, а в итоге и их собственную судьбу. Они знали это, но не имели безусловной убежденности в том, что дела обстоят именно так. Перед ними было лишь море, атакующие «юнкерсы» и «хейнкели», кильватерные струи торпед, взрывающиеся и тонущие корабли да люди, борющиеся за жизнь в ледяной воде.

Они делали важное дело. Им надо было в это верить. Но в миг, когда прозвучал приказ покинуть места в конвое и поодиночке пробиваться к Молотовску, они осознали: все, что у них было, — это голая вера. Которой они теперь лишились. Оставалось лишь гадать о причинах рокового приказа, и, как всегда бывает в неопределенной и крайне напряженной ситуации, догадки собрались воедино, оформившись в подозрение. Этот слух следовал за каждым конвоем, направлявшимся в Россию, с такой же неизбежностью, как дым из грубы, кильватерная струя от винта, а торпеда — за ценным грузом: они лишь приманка.

В одном норвежском фьорде таился в засаде немецкий линкор «Тирпиц» водоизмещением в сорок пять тысяч тонн. Крупнейший линкор в мире, угроза всему, что движется по Северной Атлантике, символ нацистской мечты о мировом господстве. Возможно, в этом и была его главная ценность. Нечасто «Тирпиц» осмеливался выбраться из своего укрытия меж скалистых берегов и нанести удар. Он был подобен гигантскому волку Фенриру, который сидит на цепи и вечно угрожает миру никогда не наступающим апокалипсисом. Но теперь они знали: момент настал, Фенрир сбросит цепи, а они станут приманкой.

Весь их дорогой ценой купленный опыт — опыт, избороздивший их лица морщинами, измучивший тела многочисленными болезненными обморожениями, — весь этот опыт говорил им о том, что с того момента, когда, согласно приказу, тридцать шесть кораблей конвоя прекратят организованное продвижение и поодиночке станут пробиваться к Мурманску, Белому морю, Молотовску и Архангельску, немцам уже не понадобится огневая мощь пятнадцатидюймовых орудий «Тирпица», чтобы покончить с тем, что когда-то было конвоем. С этим легко справятся подлодки. Тридцать шесть кораблей конвоя продолжат свой путь без британских эсминцев и корветов, сопровождавших их до настоящего момента. Отныне они беззащитны.

Но и это еще не все. Их заманили в засаду их собственные защитники.

С горечью они осознали свою незначительность. Без них могли обойтись.

А как же груз? В Хвалфордуре им сказали, что на борту тридцати шести кораблей конвоя находятся двести девяносто сем о самолетов, пятьсот девяносто четыре танка, четыре тысячи двести сорок шесть машин и сто пятьдесят тысяч тонн боеприпасов и взрывчатых веществ для России. Неужели всем этим пожертвуют, чтобы офицеры британского флота могли хвастаться тем, что пустили «Тирпиц» на дно?

Это было непостижимо. Непостижимой была вся эта война, понятно только, что если они хотят выжить, то должны рассчитывать лишь на себя. И даже последнего утешения солдата — что его гибель не напрасна — их лишили. Потопят корабль — они исчезнут бесславно и бесследно, словно их никогда и не существовало.

В них нарастал протест. Не против врага, но против врага и друга, как будто сил различать уже не было.

Для Кнуда Эрика приказ стал облегчением. Можно больше не терзаться из-за утопающих. Остались только он и его команда. Можно наконец отдаться цинизму, который всегда просыпается после затянувшегося кризиса совести. Они одни посреди океана, что, собственно, и требовалось. Одни, без красных огней.

Он изменил курс и пошел на север, в сторону острова Надежды, как можно ближе к кромке льда. Все вокруг покрыла плотная изморозь. Кнуд Эрик приказал перекрасить судно в белый цвет. Пару дней они стояли на месте. Чтобы дым из трубы их не выдал, погасили котлы. О борта со скрежетом терся паковый лед. Стальная обшивка подавалась с угрожающим скрипом, время от времени переходившим в пронзительный звон, похожий на крик. «Нимбус» был счастливым кораблем, но теперь под прессом пакового льда его корпус предупреждал о конечности всякого везения.

Кнуду Эрику вспоминалась застрявшая во льдах «Кристина». Крепкое дерево тоже подавалось, но то была податливость совсем иного рода. Дереву, в отличие от стали, не надо доказывать свою силу. «Кристина» позволяла льду забавляться, пока этот враг, грозивший раздавить ее корпус, не превратился в друга и не вытолкнул корабль на свободу.

Кнуд Эрик игнорировал скрежет стали. Лучше лед, чем подлодки. Он будто мечтал заморозить «Нимбус» до тех пор, пока мир не оттает и не смолкнут взрывы. Всю жизнь он, моряк, сражался с морем. А теперь, как к другу, прибегал к помощи опасного льда.

Кнуд Эрик включил радио и созвал команду: так они собирались, когда слушали частоту британских ВВС. Сейчас из эфира доносились лишь крики о помощи, снова и снова звучал SOS, и каждый был некрологом. Между атакой и гибелью проходит всего несколько минут. Никто не придет на помощь. Они в одиночестве опустятся в ледяную воду. «Карлтон», «Даниель Морган», «Хоному», «Вашингтон», «Паулюс Поттер». Они насчитали двадцать кораблей. Негде было спрятаться, даже здесь, у заиндевевшего края мира.

Снявшись с места, они пошли вдоль ледяной кромки на восток, все так же держась к северу от семьдесят пятого градуса широты, пока не дошли до Новой Земли, откуда повернули на юг, к Белому морю. В открытом море им встретились четыре спасательные шлюпки с остатками экипажей «Вашингтона» и «Паулюса Поттера». Оба корабля были потоплены во время налета «Юнкерсов-88», и, пока выжившие садились в шлюпки, летчики, кружа над ними, бодро махали руками, а оператор снимал репортаж для еженедельного немецкого обозрения. Они не стали махать в ответ.

208