Мы, утонувшие - Страница 110

110

Рассказывая, она съежилась. Голос стал тихим и робким. Она была ребенком, беспомощным, напуганным ребенком, который ему доверился. И он обращался к этому беспомощному ребенку. Но сам этого не понимал. На самом деле он не спрашивал о ее родителях, он взывал к ним. Кто-то же должен был за ней присматривать? Ему хотелось, чтобы в рассказе возникла рука спасителя, отец, который крепко держит ее в своих сильных руках, мать, которая прижимает к себе и согревает своим теплом. Но рассказ звучал так, словно посреди этой бури она была на крыше совсем одна.

— А что, на крыше совсем никого больше не было?

— Нет, еще Карла.

— Карла — ваша сестра?

Он говорил ей «вы». Другое обращение казалось высокомерным. Но в тот момент это было все равно что говорить «вы» ребенку.

— Нет, Карла была моей тряпичной куклой.

— Мм, а что же ваши родители?

— Я сидела на коньке крыши, держась за дымовую трубу. И тут стало темно. Я совсем ничего не видела. Как будто мне на голову натянули угольный мешок. В мире остались только я и Карла. Ветер так ужасно завывал в трубе. Волны бились о дом, как о борт корабля. Я думала, стены обрушатся. И все-таки надо было поспать. Мне казалось, я уснула всего на минутку. А когда проснулась, Карлы не было. Видно, я отпустила ее, и она соскользнула с крыши. Я звала и звала. Но она не вернулась.

Внезапно она улыбнулась:

— Какую ерунду я говорю. Да и вы тоже, заставляете меня рассказывать ужасные вещи. Вам, наверное, все это кажется полной чушью. Вы столько лет плавали. Наверняка сталкивались с вещами похуже.

Он проникновенно посмотрел на нее:

— Нет, фру Фрис, не сталкивался. Я никогда не испытывал ничего, что могло бы сравниться с тем, что вы пережили той ночью, одна посреди бушующего моря.

Щеки ее зарозовели. Он видел ее ужас. В этот момент между ними возникли нити, которые он знал, что никогда не сможет разорвать. Она отдала ему нечто драгоценное. Тайну, которая, возможно, была самым сердцем ее существа. Он по-прежнему крайне мало о ней знал. Но он видел ее страх. Этого было достаточно. Это обязывало.

— Карла, — сказал он задумчиво, словно говорил вслух сам с собой. — Почти такое же имя. Как будто она была вашей сестрой-близняшкой.

— Да, — просто сказала она. — Почти как Клара.

И посмотрела на него с благодарностью. Теперь она знала, что он оставит ее в покое. Не станет давить. Он теперь знает о Карле и Кларе. Больше ему знать не обязательно. Больше ей ничего не нужно доказывать, объяснять, защищать. Под его взглядом она стала той, кем никогда не была, — неисписанным листом. У нее появилась возможность начать все сначала.

Альберт больше не спрашивал ее о родителях.

* * *

Наступило лето, а война продолжалась. Сны стали реже и больше так на него не действовали. У него был Кнуд Эрик.

— Сон снился? — спрашивал мальчик при встрече.

— Сегодня нет, — отвечал он.

— Сегодня нет, — разочарованно повторял мальчик. — Давай тебе уже снова что-нибудь приснится.

Сны Кнуда Эрика были путаными и странными, как и все нормальные сны. Но он всё пересказывал с радостным изумлением в голосе.

Один сон оказался другим. Ему приснилось, что он тонет.

— Я позвал папу. Но он не пришел.

Взгляд мальчика остекленел. На миг он стал похож на того Кнуда Эрика, каким Альберт увидел его впервые: ссутулившегося, с поникшей головой.

— И я утонул, — произнес он без выражения.

Они сидели в яле, друг напротив друга. Альберт обхватил лицо мальчика руками и посмотрел в глаза:

— Ты не утонешь. Это только сон. Если ты когда-нибудь будешь тонуть, позови меня. Я всегда приду.

Напряжение ушло из опущенных плеч. Тело словно расслабилось в облегчении. Через мгновение мальчик уже все забыл. Он потянул за весла, еще не включившись в работу, но уже полный рвения:

— Куда сегодня грести?

Они находились посреди выхода из гавани и видели, как «Воспоминание» проходит мимо причала Дампскибсброен. Над высокой стройной трубой поднималось большое кольцо дыма. Альберт подарил пароходу долгий взгляд. Он знал, что тому не суждено вернуться. Мимо в лодке проплыл глухой городской землекоп, мальчик ему помахал.

— Держи ритм, — сказал Альберт.

В ту же ночь ему приснился последний сон. Альберт знал, что сон последний, потому что он начался так же, как и самый первый тридцать лет назад. Альберт услышал тот же глас: «Ты идешь навстречу опасности».

Он не проснулся.

Бывший капитан находился не на корабле, как в первый раз, когда услышал в голове чужой голос; он уже много лет не ступал на палубу. Он мог бы выскочить из постели, выбежать на балкон, всмотреться во тьму. Но некого было спасать от кораблекрушения. Он находился на суше. Только уже не знал, безопасно ли здесь.

Сон был странным, полным пугающих сцен и, равно как и те сны, что когда-то возвестили начало войны, совершенно непонятным.

На следующий день Альберт рассказал сон Кнуду.

— Ночью мне снился престраннейший сон, — начал он.

Во взгляде ребенка появилось любопытство.

— Расскажи, — сказал он нетерпеливо, заметив, что старик на секунду заколебался.

— Я видел корабль-призрак, — продолжил Альберт. — Да, я видел много кораблей-призраков. Но эхо не самое странное.

— Что такое корабль-призрак?

— Корабль-привидение.

— Как это — привидение?

— Ну, все на корабле было серым. Никаких других цветов, только серый.

— Как на военном корабле? — спросил мальчик, хотя был слишком мал, чтобы помнить нашествие торпедных кораблей.

110