Мы, утонувшие - Страница 149

149

— Что вам нужно? — вырвалось у нее.

Он видел, как она тщетно пытается изобразить на лице ту же безобидную глупость, что демонстрировала во время его прошлого визита, но вместо того на лице отражались бдительность, боевая готовность, подтвердившая его подозрения и заставившая перейти прямо к делу.

— Я хочу знать, почему вы мне противодействуете, — сказал он. — Я не понимаю ваших мотивов. Вы что, видите в нас соперников? Как судовладелец, вы тоже заинтересованы в том, что идет на пользу городу.

Он говорил с ней как с равной, надеясь, что это произведет впечатление и она прекратит свою таинственную игру.

Вы говорите речи, как бургомистр, — произнесла она. — Но бургомистр у нас уже есть.

Клара посмотрела на него с вызовом. Маска пала. «Хотя бы так, — подумал он, — избавит меня от обычных женских уловок, от этого излюбленного женского приема: прибирать к рукам власть, выставляя напоказ свое неразумие».

— У бургомистра власти немного. В отличие от меня, если только мне будет позволено заниматься своим делом. У вас тоже есть власть. Как я понимаю, вы унаследовали судоходную компанию и сами ею управляете, да к тому же твердой рукой.

— Я просто занимаюсь своим делом, — сказала она. — И вам советую.

Ну и ну, пронеслось у него в голове. Вернулись к тому, с чего начали, умственная ограниченность как последний бастион, раз вызов нельзя принять открыто.

— Я и пытаюсь, — сделал он выпад. — Но каждый раз, силясь подвигнуть вдов согласиться с моими предложениями, слышу одно: слишком нестабильные времена. Слишком большой риск. Некто утверждает, что разумнее обождать. И каждый раз всплывает одно и то же имя. Ваше.

Он почувствовал, что она начинает злиться. И подумал о причинах, по которым она скупила пустующие ныне участки на Хаунегаде. А ведь там можно было развернуть передовой фронт портовых работ. Земельные участки походили на пепелище идей, сожженных еще до своего воплощения.

— Мне тяжело ходить мимо участков, которые вы скупили, постыдным образом пустующих. Может, это превосходная иллюстрация к лелеемым вами планам. Вы задумали опустошить город. Но я должен сказать вам кое-что, фру Фрис… — Он почувствовал, как месяцами копившееся раздражение берет над ним верх. — То, что вы называете «заниматься своим делом», я называю пренебрежением интересами других, целого города, с его историей и традициями.

— Я ненавижу море.

Слова вырвались неожиданно. Слушай Исаксен внимательно, он бы понял, что Клара Фрис открылась ему помимо своей воли, и воспользовался бы шансом. Возможно, тут пролегал путь к ее сердцу. Но злость овладела им окончательно. Он не сомневался, что перед ним — причина всех трудностей и маячившего впереди поражения, первого в его карьере и, как он надеялся, последнего.

— Странное, однако, заявление, — сказал он язвительно. — Все равно как если крестьянин скажет, что ненавидит землю. В таком случае мне остается лишь сказать, что вы оказались не в том месте и не в то время.

— Нет, напротив, я оказалась в том месте и в то время.

Теперь она злилась не меньше его. Но в ее голосе он услышал не одно только раздражение: упущенный им шанс и горечь отверженного — вот что в нем звучало. Он плохо слушал и теперь в последний момент попытался исправить свою ошибку, перейдя на примирительный тон.

— Сожалею, если бросил вам несправедливый упрек, — произнес Исаксен. — Может, стоит попробовать поговорить спокойно? Думаю, у нас много общего.

— Я прошу вас уйти, — сказал она твердо.

Он коротко кивнул, повернулся и вышел из гостиной. И Лишь очутившись на улице, понял, что она так и не предложила ему присесть. Они выясняли отношения, стоя друг напротив друга.

«Да, воспитания ей не хватает», — подумал он.

Исаксен снова отправился к вдовам и потребовал выдать ему доверенность, чтобы наконец-то воплотить в жизнь свои планы, относительно как верфи, так и судоходной компании.

— Вынужден обратить ваше внимание на то, что мое требование носит ультимативный характер, — заявил он.

Они спросили, что значит «ультимативный». Отношения между ними настолько испортились, что он все чаще обращался к сухому языку юриспруденции и пренебрегал тем, что столь высоко в нем ценили, — искусством убеждения. Исаксен объяснил, что такое «ультимативный»: если они не выдадут ему доверенность, которую он просит, он вынужден будет уволиться и искать должность в другом месте.

— Боже мой! Разве вам здесь плохо?

Он ответил «хорошо, но не очень». Он ценит город. Видит в судоходной компании многообещающий потенциал, но его работу постоянно саботируют. В нем снова всколыхнулась злость.

— Я знаю, что вы охотнее прислушиваетесь к Кларе Фрис. Но предупреждаю: она не желает вашей компании ничего хорошего.

Элен ошеломленно на него посмотрела, и он понял, что проиграл.

— Клара Фрис, бедная девочка. Если бы вы знали, через что ей пришлось пройти. И говорить о ней такое!

Приговор был вынесен. Исаксен прочитал это по их лицам: он — плохой человек. Ну что ж, он выполнил свой долг. И может уйти. Или, вернее, долг свой он как раз не выполнил, и именно это так его жгло. Он распознал возможность, но ему не позволили ею воспользоваться. Усомнились в самих его принципах: выполнить задачу настолько хорошо, насколько это возможно. Он подвел. Подвел судоходную компанию, город и себя самого. Его умение убеждать не сработало. Знание психологии потерпело поражение. Ему, единственному, кто знал верный курс, не позволили встать у штурвала и вести корабль, и некого было упрекать, кроме себя самого. Исаксен был не из тех, кто ищет козлов отпущения. Хотя город, казалось, предоставил ему выбор.

149