Мы, утонувшие - Страница 53

Мы полным ходом пронеслись мимо останков «Утренней звезды». Капитан прервал обстрел туземцев и направил винтовку на остов корабля. Прозвучал выстрел, и лицо носовой фигуры исчезло в туче осколков. Ярость Джека нельзя было утолить одной только кровью туземцев, и я почувствовал, что опасность не миновала: сменился лишь ее источник, который теперь находится рядом с нами, на борту корабля.

* * *

Мы вышли в открытое море, и было бы самое время вздохнуть с облегчением, если бы не бешенство, написанное на лице Джека Льюиса. Он отложил винтовку, вылез из своего укрытия за леером и принялся метаться по палубе, непрестанно бормоча что-то себе под нос:

— Все потеряно… кто, черт подери… только бы найти этого проклятого ублюдка.

Он бросил на меня косой взгляд, словно подозревая в преступлении, о природе которого я не имел ни малейшего представления. Его планам, в чем бы они ни состояли, помешали. Ему следовало бы объясниться со мной по поводу пережитого нами ужаса, но я понимал: момент для вопросов неподходящий, и если мне дорога жизнь, то подходящий момент не настанет никогда.

Я с опаской косился на озверевшего Джека, изрыгающего проклятия. Улыбка, осветившая его лицо, меня удивила.

— Вот это да, не ожидал! — воскликнул он, словно только что заметил дорогого друга и хотел его крепко обнять.

Я повернулся посмотреть, что привлекло его внимание: там, за кормой, примерно в полукабельтове от нас, в сверкающем на солнце кильватере прыгало каноэ туземцев. Я не верил собственным глазам. И как только им в голову пришло с нами тягаться?

Но они усердно работали веслами. Все сидели, никто больше не стоял, целясь из ружья. Осталось их человек семь или восемь, и, прежде чем продолжить битву, они хотели подойти на расстояние, с которого смогут наверняка поразить свою цель. Может, даже собрались взять нас на абордаж. Неужели так ничему и не научились?

Ни секунды я не опасался их нападения. Мне было лишь жаль этих бедолаг с их наивными представлениями. Я думал: они ведь не просто играют со смертью, они прямо-таки зовут ее. Мне представлялось, что между двумя этими понятиями существует огромная разница, и это наполняло меня безграничной грустью.

Нет, не туземцев и их самоубийственного нападения я боялся, а вновь проснувшейся в Джеке жажды убийства.

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул он. — А я-то думал, конец развлечению.

Он схватил винтовку и приложил ее к плечу, но тут же опустил.

— Слишком далеко, — произнес он разочарованно. — Путь подойдут поближе. Давай держи к ветру.

— Но, капитан, — возразил я, — у них нет шансов нас нагнать. Может, хватит кровопролития?

Джек смерил меня взглядом:

— На нас напали, мы защищались. Вот и всё.

— Но сейчас на нас не нападают. И если держаться курса, то и не нападут.

— Держи к ветру!

В сомнении я удерживал руки на штурвале, и тут Джек придвинулся вплотную ко мне, в ярости тараща глаза:

— Мистер Мэдсен, я — капитан «Летящего по ветру», и я отдал приказ. Если вам, молодой человек, неугодно его выполнить, вы будете считаться бунтовщиком. А с бунтовщиками у меня разговор короткий.

Он ткнул мне ствол в лицо, и какую-то секунду мы стояли, уставившись друг другу в глаза.

Не его взгляд и не опасная близость винтовки заставили меня выполнить приказ. Оружие дрожало в руках капитана, и я понял, что, хотя голос его и спокоен, ярость его бесконтрольна. Винчестер мог выстрелить в любой момент. Эта ярость была связана не только с моими колебаниями или действиями туземцев, нарушивших его планы. Она была направлена на весь мир, а туземцам ли, мне ли расплачиваться, Джеку было не важно.

— Есть, капитан, — сказал я и повернул штурвал.

Он опустил винтовку и вернулся на корму. Судно снижало скорость, пока мы полностью не остановились с полощущимися по ветру парусами. Каноэ туземцев подошло ближе. Джек Льюис поднял винчестер и перестрелял их одного за другим. Каждое попадание сопровождалось довольным кряканьем.

Каноэ продолжало рассекать воду. Один за другим туземцы поднимались с ружьями в руках, прицеливались, стреляли — и встречали свою смерть.

Наконец остался последний. Он продолжал грести. Джек прервал стрельбу и задумался. Я заметил, что ярость ушла.

— Оставь его, — сказал я, — хватит.

Он поднял глаза и сонно мне улыбнулся. В его лице в это мгновение была странная мягкость, как у просыпающегося ребенка.

— Ты прав, — ответил он. — Хватит.

И встал рядом со мной.

— Есть, капитан, идем прямо по курсу.

Ветер снова наполнил паруса, и мы понеслись с прежней скоростью. Какое-то время мы оба молчали. Сперва я избежал смерти, а сразу после этого меня чуть не убил человек, который только что меня спас! А теперь он стоит рядом с таким видом, словно ничего не случилось.

— Чудесная погода, — произнес Джек внезапно, после чего глубоко вздохнул. — Морской воздух! Что может быть лучше? Ради этого и стоит быть моряком.

Из всего, что я слышал от Льюиса за все месяцы, что мы провели вместе, это оброненное мимоходом замечание было самым загадочным. Ни на секунду я не поверил, что он это всерьез, но все же обрадовался его словам. Словно тот ужас, который я испытывал последние два часа, рассеялся и мы были просто капитаном и штурманом в очередном рейсе.

— Да, — сказал я и, вслед за Джеком Льюисом, глубоко вздохнул. — Морской воздух прекрасен.

Воцарившуюся идиллию прервал один из канаков: он возбужденно указывал куда-то за корму. Мы повернулись. Там был он, одинокий туземец в каноэ, черный силуэт, плывущий в кильватере, мерцающем на солнце. Он был недалеко. Как ему удалось нас нагнать, одному, в каноэ, предназначенном для большого числа гребцов, — одному Богу известно.