Мы, утонувшие - Страница 65

Я чувствовал, что отчет о кораблекрушении — простая формальность. Никто не станет проводить следствие, и официальные власти в дело вовлечены не будут. Я мог бы спокойно смешаться с жителями Апии. Никто и не заметил бы, что на берегу стало одним бродягой больше.

Ложь, которой я себя опутал, была совершенно не нужна. Но, раз начав, я уже не мог отступить.

Генрих Кребс едва ли представлял собой угрозу. Он больше походил на человека, которому требуется подтверждение собственной значимости. Так что я, видимо, был нужен для того, чтобы он на день почувствовал себя благодетелем и развлекся, поскольку веселья с ураганом ему явно оказалось мало. Он внушал мне то же чувство, что и большинство белых, которых я встречал на Тихом океане. За фасадом их цивилизованности и стремления к порядку всегда таилось нечто иное.

Но меня не интересовали тайны Генриха Кребса. В последнее время открытий и так хватало.

Выйдя из ванной, я обнаружил на стуле белый костюм, а на полу — пару начищенных мелом парусиновых туфель. Наверное, Генрих Кребс одолжил мне собственную одежду, но я был порядком крупнее, так что и брючины, и рукава оказались коротки. Сорочка не застегивалась на груди. Туфли не налезли. Выйдя к обеденному столу босиком, я все еще походил на бродягу, но на бродягу удачливого.

В столовой царили тень и прохлада. Белые, до пола шторы пропускали не много света. На дамастовой скатерти стояли фарфор, серебро и хрустальные бокалы. Я сиживал за многими столами, но ни один из них не мог сравниться со столом Генриха Кребса.

А вот он и сам появился. Без шляпы, волосы песочного цвета гладко зачесаны, густо напомажены.

Накрыто было на двоих.

— Вы живете один? — спросил я.

— Обустраиваюсь. Жена и трое детей приедут позже.

Внесли еду.

— Небольшой сюрприз, — сказал Генрих Кребс.

Я глаз не мог оторвать от водруженного передо мной фарфорового блюда. И произнес датское слово, потому что не знал немецкого названия этого чудесного кушанья:

— Флескестай.

— Да, флескестай, — сказал мой хозяин, почти безошибочно подражая моему произношению. — Я ведь бывал в Дании, а свинина — любимое блюдо и датчан, и немцев. Хрустящая корочка, как мне известно, у вас особенно ценится, но нам, к сожалению, придется обойтись без этого. Так далеко таланты моего в остальном превосходного повара не простираются.

Кребс наблюдал за мной. Взмахнув рукой, он произнес:

— Столько всего надо привезти! Можно воссоздать родной дом, окружить себя любимыми вещами, своей культурой, читать давно известных писателей, есть знакомые с детства блюда, говорить на родном языке, как сейчас. И все же это не то. Что-то все-таки воссоздать нельзя. И быть может, именно то, от чего когда-то хотел сбежать. Я часто задаюсь вопросом: почему люди уезжают из дому? Почему вы здесь? Перенесли кораблекрушение, всякие невзгоды. У вас это на лице написано. Но почему?

— Я моряк.

— Конечно моряк. Но почему вы моряк? Ведь не сам же Господь простер указующую длань и повелел вам уйти в море? Наверное, это ваш собственный выбор?

Я покачал головой:

— Мой отец был моряком. Два моих брата — моряки. Моя сестра замужем за моряком. Все мои школьные товарищи ушли в море.

Разве Балтийского моря вам не было достаточно? Большинству ведь хватает. Почему Тихий океан? Что вы надеетесь здесь найти?

Мне не нравилось любопытство Кребса, если это было любопытство. Может, он просто наслаждался звуком собственного голоса. Но Кребс слишком близко ко мне подобрался, а я не собирался исповедоваться. И опустил взгляд в тарелку, сосредоточился на еде.

— Очень вкусно, — заметил я.

— Передам ваш комплимент повару.

По тону я понял, что он оскорблен. Я не принял его приглашение к откровенности, и между нами разверзлась пропасть.

— Этот Мэдсен, — продолжил он спустя какое-то время, — он ваш родственник?

Я уже раскаивался, что упомянул фамилию отца. Но остров большой, и мне надо его как-то найти.

— Нет, — ответил я. — Не родственник. Просто мы из одного города.

— С одинаковыми фамилиями?

— В Марстале у многих людей одинаковые фамилии. Я обещал его семье узнать, как у него дела, раз все равно здесь окажусь.

— Раз все равно здесь окажетесь. Если случайно будете проходить мимо Самоа.

В голосе послышалась насмешка. Он мне не верил, но вместо того, чтобы сказать это прямо, глумился над моим ответом.

Мне было все равно. Я помылся, поел горячего. Теперь пусть хоть выгоняет, если угодно. Обойдусь и без его помощи. Я утерся дамастовой салфеткой и с напускной вежливостью произнес:

— Благодарю вас.

Было заметно, что Кребс овладел собой.

— Будет еще десерт, — сказал он. — Пожалуйста, останьтесь.

Легкий морской ветерок раскачивал тонкие бамбуковые жалюзи на веранде. Здесь было так же приятно, как и в доме, хотя тропическое солнце стояло в зените. Туземцы все еще занимались ликвидацией последствий шторма. Слышался шум прибоя. Вдалеке виднелся покрытый пеной рифовый барьер, где я накануне чуть не лишился жизни.

Кребс расспросил меня об обстоятельствах крушения. Я упомянул плот и капитана Хансена, отправившегося в каюту, чтобы забрать судовые бумаги и не вернувшегося, когда «Йоханну Каролину» тряхнуло в последний раз и нас волной смыло за борт. Он спросил о канаках и, когда я рассказал, что они вместе со мной добрались до берега, но потом исчезли, да и вообще я ничего о них не знаю, пожал плечами, словно это была незначительная деталь.