Внутри у него все сжалось. Такого он не ждал. Чувствовал, что ситуация требует мгновенного и однозначного ответа, но дать его не мог.
— Да любите ли вы меня? — спросил он в ответ.
В этот момент между ними не было и намека на близость. Он обращался к ней с дежурной вежливостью, с какой обратился бы к любому постороннему человеку.
— А вы меня любите? — тут же бросила она.
Я скучал по тебе. — Голос был сдавленный. Не мог он признаваться ей в любви. А лучших слов, чтобы описать хаос, царящий в его душе, не было. Он словно просил о пощаде.
Мгновение царила тишина. Затем Клара всколыхнулась, схватила его за руки и крепко их сжала:
— Я тоже по тебе скучала.
Она сглотнула. Затем прислонилась к нему и зарыдала. Почувствовала облегчение и отдалась на волю чувств. Он механически гладил ее по спине. Оцепенение еще не прошло. В отличие от нее он не чувствовал облегчения. Ситуация лишь обострилась до такой степени, что было ясно: в ее просьбе отказать невозможно. Решение ему прямо-таки навязывали.
Хотел ли он жениться? Ответить на этот вопрос, казалось, так же невозможно, как и на вопрос, как сильно он ее любит.
— Значит, так тому и быть, — наконец произнес он.
Голос был спокойным. Но в нем звучала покорность судьбе, и Клара не могла этого не заметить.
Она победила. Но победа не принесла радости ни одному из них.
На следующий день они открыто показались на людях. Прошлись по Киркестраде. Она держала его под руку, а он расправлял плечи. Не от гордости, а прежде всего чтобы не казаться рядом с ней дряхлым. Она пришла к нему в гости с Кнудом Эриком и Эдит. Они вместе поели. Ночевать не осталась. Они и раньше не проводили ночей вместе, и теперь не стали. Город все еще следил за ними. Оба чувствовали, что есть граница, которую переступать не стоит. Женаты они еще не были.
Отношение Кнуда Эрика к Альберту неожиданно изменилось. До него словно только теперь дошло, что отец никогда не вернется. Место рядом с матерью занял другой. Раньше его как магнитом тянуло к Альберту. А теперь магнит как будто повернули другой стороной, и он производил обратный эффект.
Мальчик неохотно ходил к нему в гости с матерью. А если Альберт заходил на Снарегаде, замыкался. Казалось, он хочет владеть Альбертом и матерью по отдельности.
После того как их миры наконец пересеклись, Кнуд Эрик словно потерял право на обладание обоими. Лишь когда он оставался с Альбертом наедине, старая дружба расцветала.
Альберт не говорил об этом с Кларой. Между ними было столько невысказанного! Бывает, недосказанность становится тайным языком влюбленных. Для него она была неведомым наречием, и словаря не имелось. Он постоянно ощущал давление, природы которого не понимал. Они не целовались, не обнимали друг друга в присутствии Кнуда Эрика. Они и раньше этого не делали, но тогда им приходилось скрываться. А теперь все было открыто, но они вели себя все так же сдержанно, не позволяли себе даже нежного пожатия рук при встрече.
А существовало ли между ними что-то помимо грубой страсти, находившей удовлетворение во внезапных, всегда тайных вспышках? Разрядка без облегчения — вот, может, и все?
Он не был знаком с неписаными правилами поведения в браке и не знал, как истолковать многое из происходящего между ними.
Альберт когда-то жил с Чжэн Сумэй. В их отношениях неизменно присутствовали сдержанность и уважение. Он всегда считал, что это говорит ее китайская кровь. И возможно, его датская. Но, сидя друг напротив друга над разложенными на столе телеграммами и документами насчет грузовых тарифов, они могли внезапно переглянуться и заулыбаться, словно видели друг друга впервые. Их отношения никогда не переходили в привычку.
Они были близки. Но близость не становилась рутиной. В их близости всегда тлел огонек.
Он скучал по ней.
— Она была красивой, твоя китаянка? — неожиданно спросила Клара.
Вопрос стал неожиданностью. Альберт и не подозревал, что до нее дошли эти слухи.
Он пожал плечами. Говорить об этом не хотелось.
— У нее были крошечные ножки?
— Нет, ей не бинтовали ног. Ноги бинтовали только дочерям богатых. Бедные ходили так. А она с детства сама себя обеспечивала.
Взгляд Клары застыл. Его ответ словно сбил ее с курса.
— Так она была сиротой?
Он заметил, что Клара выбрала именно те слова, которых избегала, отвечая на расспросы о своем детстве на Биркхольме.
— Можно и так сказать.
— То есть совсем одна, — произнесла Клара.
Он ждал других вопросов, не только о внешности Чжэн Сумэй, но и об их чувствах. Боялся, что этот разговор выведет их на минное поле, где любой ответ может стать поводом для невыгодных сравнений и припадков ревности. И знал, как бы стал отвечать. Холодно. Это его личное пространство.
Но Клара неожиданно замолкла. И следующий вопрос задала лишь через несколько дней. Вопрос совсем из другой области, словно за это время ее посетили новые мысли.
— А твоя китаянка была богатой? — спросила она.
Он объяснил, что Чжэн Сумэй разбогатела благодаря браку с Прессером и после смерти мужа успешно продолжила его дело.
— Она была независимой женщиной, — сказал он. — Женщиной-предпринимателем.
— Совсем одна, — повторила Клара свои собственные слова. — И стала богатой и независимой.
И задумалась, словно вывод, который она сделала из истории Чжэн Сумэй, касался лишь ее одной.
Приближалось Рождество. Для Альберта — повод отложить свадьбу на неопределенное время в будущем году. Сначала надо отпраздновать Рождество. А затем они смогут пожениться, и она переедет к нему. Имущества на Снарегаде было немного. По сравнению с его обстановкой в основном рухлядь, но, может, ей что-то дорого?