Мы, утонувшие - Страница 132

132

Море было у нее перед глазами весь день напролет — граница острова, стена, окружавшая место заточения, но одновременно и шанс на побег. Она не мечтала о принце на белом коне, она мечтала о принце под белым парусом, и каждую весну он появлялся. Сотни парусов проплывали мимо острова — и исчезали. Они приходили из Марсгаля, и город стал предметом ее мечтаний.

И вот однажды море пришло к ней, но пришло в облике шторма, как Судный день. Оно не принесло с собой белого принца, но забрало Карлу. А теперь у нее наконец есть средства. Теперь она может сунуть руку в воду и вытащить Карлу.

— Хотите знать, как я встретила Хеннинга? — спросила она.

Откровения так и сыпались из нее, и, прежде чем вдова успела ответить, Клара продолжила:

— Я встретила его зимней ночью в замерзшем море.

— На льду? — Вдова смотрела с удивлением.

— Я была так молода. Всего шестнадцать лет. Я хотела попасть на бал на Лангеланне.

Море замерзло, плоский остров словно разросся, пытаясь слиться со всеми близлежащими островами. И в этот лунный субботний вечер, когда ледяные кристаллы снега освещали путь в мир, желание уехать завладело ею безраздельно. Она одолжила бальное платье у одной из девочек с хутора — у нее-то платья не было, — взяла велосипед и поехала по льду, держа курс на Лангеланн. Это не было бегством. Она ехала к освещенным домам на далеком острове в поисках минутной радости.

Тогда у нее еще была мечта.

Но далеко Клара не уехала, перед ней раскинулись черные воды — разводье, проход, только что открытый «А. Л. Б.», паромом, курсирующим между Свеннборгом и Марсталем, чей черный массивный стальной корпус выполнял функции ледокола. Из трубы вылетали искры. Воздух и лед под ее ногами задрожали от гудения. За паромом по только что открытому проходу домой возвращалась «Гидра», с парусами, поднятыми, чтобы улавливать малейшее дуновение ветра в ледяной ночи.

Экипаж теснился у борта. Девушка в бальном платье на льду — такого они наверняка не ждали.

— Тебе куда? — окликнули ее.

— На бал на Лангеланн, — ответила девушка.

Они предложили ей отправиться на бал в Марсталь и подняли на борт вместе с велосипедом.

— Да ты замерзла, — заметил Хеннинг, самый красивый из них.

Ей и правда было холодно, голые ноги под платьем замерзли, незащищенный живот, казалось, превратился в кусок льда. Он взял ее с собой в кубрик, чтобы согреть в гамаке, и она отдалась ему; ее посиневшие губы дрожали, а еще у нее начинался цистит. Забеременела не сразу Кнуд Эрик появился позже. И пьянство Хеннинга, и его загулы по кабакам, и бесконечные отлучки тоже.

Однажды Хеннинг появился дома с мартышкой.

— Мартышки — самые безбожные из всех животных, — заявил он, — дочери, внучки и правнучки несправедливости.

Так ему сказал один араб.

— И что мне с ней делать? — спросила Клара.

— Смотри на нее, когда соскучишься по мне, — ответил Хеннинг, и в голосе его была насмешка. Вот во что превратились их отношения.

— Самое худшее в моряке не то, что он крадет твою невинность. Самое худшее — то, что он крадет твои мечты, — сказала Клара вдове художника.

А теперь «Гидра» исчезла, и Хеннинг вместе с ней.

— Марсталь должен стать хорошим местом для детей, — произнесла Клара. — Не таким, где мальчиков растят на корм рыбам, а девочек — для вдовьей доли.

— Вы правда верите, что сможете искоренить в марстальце моряка? — спросила вдова.

— Да, верю. У меня есть средства. Я знаю, как это сделать.

В голосе Клары Фрис появилось неслыханное дотоле упрямство, лицо сделалось некрасивым.

Вдова спрашивала себя, не повредилась ли молодая женщина умом, от скорби или от ударившего в голову сознания собственного богатства.

Она тут же перевела разговор обратно, на детский дом, и Клара Фрис, к ее облегчению, снова заговорила разумно и практично.

О самой важной части своего плана Клара так и не упомянула.

* * *

Инженер Хенкель разорился в тот же день, когда умер Альберт.

На общем собрании акционерного общества «Калуннборгская корабельная верфь», в котором Хенкель владел девяноста девятью процентами акций, он, ко всеобщему удивлению, поддержал ликвидацию собственной компании. Далее выяснилось, что верфь должна Калуннборгскому банку двенадцать миллионов. Банк рухнул, произведя эффект домино. Последней стала Марстальская корабельная верфь, пришедшая в упадок во исполнение давно сделанного пророчества корабельщика Рохауге: «Так дела не делают».

Нет, не пошло дело. Все пропало. В верфь было вложено порядка миллиона крон. На аукционе она ушла за тридцать пять тысяч. Владелец гостиницы Эйескоу выкарабкается. У него осталась гостиница. Но Херман пожертвовал домом на Шкипергаде и «Двумя сестрами», и у него не осталось ничего, кроме долгов.

Последовало разбирательство. Эдварда Хенкеля и директора Калуннборгского банка арестовали. В счетах сам черт бы не разобрался. Хенкель оказался слишком умен. Наверное, он был своего рода гением, просто позабывшим о законах своей страны и очутившимся по другую их сторону. Он сознался во всем. Был безответствен, да, легкомыслен. Но с лучшими намерениями.

Вот он встал со скамьи подсудимых, широкоплечий, могучий, в большой шляпе, с развевающимися полами, словно за ним в зал суда ворвался свежий ветер предприимчивости, который всегда его овевал. Красные глаза светились энергией; признавая свои ошибки, он разводил руками, словно приглашая судью, журналистов, защитника и обвинителя на вечеринку с шампанским.

132