Мы, утонувшие - Страница 137


К оглавлению

137

Сложив руки на письменном столе, он на мгновение впал в задумчивость, взгляд его омрачился.

— Я много лет ничего не знал о ее судьбе.

Затем встрепенулся, взгляд оживился снова.

— А теперь я хочу услышать о ваших планах.

Клара дала ему отчет. Никогда еще она ни с кем об этом не говорила и не была уверена в том, как воспримут ее слова. На секунду прорвалась капсула одиночества, в которой эта женщина жила уже много месяцев. Маркуссен долго молчал после того, как поток ее речи наконец-то иссяк.

— Вы слышали что-нибудь о персидском шахе Ксерксе? — спросил он наконец. — Ксеркс вздумал наказать море, потому что неожиданно налетевший шторм перед решающей битвой с греками разнес его флот в щепы. И он избрал необычный способ. Он велел высечь море железными цепями. Фру Фрис, вы — продолжатель дела Ксеркса.

Он взглянул на нее, желая удостовериться в действии своих слов. Она не реагировала. Его слова не произвели на нее никакого впечатления.

— Надеюсь, вы понимаете, что ваши планы будут иметь разрушительные последствия для вашего городка?

— Совсем наоборот, — ответила она, собрав все свое мужество. — Я намереваюсь спасти город.

* * *

Тем же вечером они с Маркуссеном ужинали в апартаментах отеля «Англетер», всегда находившихся в его распоряжении. Здесь он проводил важные деловые встречи. А в этот вечер апартаменты были зарезервированы для разговора о Чжэн Сумэй.

— Женщины, — сказал Маркуссен, — склонны считать себя миротворцами. Они — вечные дипломаты, не по природе, а по нужде. Женщинам необходимо иметь гибкие ловкие руки. Так было и с Чжэн Сумэй. Но лишь до той поры, пока они не найдут свою цель. И тогда их руки становятся несгибаемыми, как сталь.

И в то время, как он говорил, она инстинктивно почувствовала: то, что Маркуссен сейчас собирается ей поведать, он не доверял еще никому на свете. И с ней было то же самое. Она могла открыть свое сердце только чужому человеку.

Они были нужны друг другу.


Маркуссен встретил Чжэн Сумэй в Шанхае. Он пытался выйти на китайский рынок, но дела обернулись скверно. Неопытность делала его неготовым к потерям, которые всегда поджидают начинающего.

Прошлое Чжэн Сумэй было необычным, во всяком случае для датчанина, однако довольно типичным для женщин, что попадаются иностранцам в городах вроде Шанхая. Она рано лишилась родителей и в первое время выживала, продавая на улице цветы. И не только цветы. Но он нашел ее не на улице. Девочку удочерил багдадский еврей, филантроп и бизнесмен, некий мистер Сайлас Хардун, он буквально подбирал детей на улице, давал им кров, воспитание и образование, которое, помимо конфуцианской этики, предполагало также изучение английского и иврита. Благотворитель рано умер, завещав каждому из двенадцати приемных детей определенную сумму денег. Наследство дало Чжэн Сумэй возможность приобрести пай в популярном баре «Сент-Энн-Балрум». Здесь, в одной компании, Маркуссен ее и встретил. Она подошла, заметив, что ему одиноко.

Он оценил ее красоту, но по-настоящему его привлек ум этой женщины, а не идеальные черты лица.

Они всегда говорили только о делах.

— Я же ни о чем другом говорить не умею, — кокетливо заметил Маркуссен.

Клара Фрис тут же поняла, что это его излюбленная фраза.

Он прибыл в Китай, чтобы, как эго тогда называлось, ухватить свой кусок пирога. Но пирог разрезали до него: англичане, французы, американцы, даже у норвежцев дела шли лучше, чем у одинокого датчанина без связей.

Он неплохо держался, учитывая обстоятельства. Обосновался на The Bund, фрахтовал корабли для каботажных плаваний, строил пакгаузы и соорудил корабельную верфь. Но прибыли не получал.

— Заполни пакгаузы, — сказала Чжэн Сумэй.

Он взглянул на нее с удивлением. Чем? Еще большим количеством товаров, когда ему и от старых-то не избавиться?

Она покачала головой и рассмеялась:

— На бумаге, лао-йо. Заполни склады, но лишь на бумаге.

— А если обнаружится, что я подделал документы?

— Посади в свое правление важных мужей из верхушки общества. И ничего не обнаружится. That is the Shanghai way, лао-йо.


Когда кризис миновал, она предложила перевести активы судоходства в Порт-Артур. Здесь, а не в Шанхае сосредоточились интересы русских экспансионистов.

— Но грядет война.

Он хорошо разбирался в политике — приходилось — и слышал, как русский министр внутренних дел Плеве заявил, что Россию возвеличат винтовки, а не дипломаты. У Японии были схожие планы. Вопрос о правах на разграбление беззащитного гигантского Китая будет решаться с помощью оружия, и он не сомневался в том, кто станет победителем.

— Вот именно, — подтвердила она. — Но после войны наступит очень прибыльное время.


Пришла война. Порт-Артур был осажден. По ее совету он остался в городе, вместо того чтобы отправить персонал по домам и сбыть все с рук, как делало большинство. Сможет ли он перенести потери, если город падет? Вознаграждение пришло нежданно-негаданно. Именно на судах его компании стали эвакуировать русские войска и беженцев, когда город пал, и тут уж он своего не упустил. Его суда перевозили оружие для теснимых русских, когда японский флот блокировал Владивосток, и нужны были суда нейтрального вида, чтобы груз все нее достиг русских укреплений у Николаевска, в устье Амура.

— Ну, усвоил урок? — спросила Чжэн Сумэй, облекая знания, которыми желала с ним поделиться, в форму мудреных загадок.

И снова он весь превратился в слух.

137