Мы, утонувшие - Страница 76

Улицы встречались и пересекались. Были улицы мужские и женские. Вместе они составляли узор. На Конгегаде и Принсегаде обосновались судовые маклеры и судоходные конторы. На Кирке-страде отоваривались женщины. И потихоньку равновесие нарушалось.

Но вначале никто не задумывался и не понимал, к каким последствиям это может привести.

1890-е годы были годами расцвета Марсталя. Флот наш рос, и наконец его превосходил лишь копенгагенский. Триста сорок шесть судов! Настоящий бум, людей охватила инвестиционная лихорадка. Все желали стать совладельцами судна, даже самый распоследний юнга, даже горничные! А когда корабли возвращались домой на зимовку, улицы кишмя кишели детьми, сжимавшими в ручонках запечатанные конверты. А в них — доля в прибыли, причитавшаяся, почитай, каждому марстальскому двору.

Судовой маклер должен понимать, что означает Русско-японская война для фрахтового рынка. Ему необязательно интересоваться политикой, однако следует интересоваться состоянием финансовых дел своих шкиперов, а за этим, само собой, последует и знание международного положения. Он может развернуть газету на странице с фотографией главы государства и по его лицу, при должном умении, узнать о своих будущих прибылях. Возможно, социализм его и не интересует. В этом он может поклясться. Такой невероятной чуши свет еще не слыхивал. Но в один прекрасный день экипаж выстраивается в ряд и требует увеличить ему жалованье, и приходится разбираться и с профсоюзными делами, и с прочими странными идеями о будущем устройстве общества. Маклер должен знать, кто стоит во главе иностранных держав, быть в курсе современных политических течений, международных конфликтов и землетрясений в самых отдаленных уголках планеты. Источник его доходов — войны и катастрофы. Но более всего — огромная строительная площадка, в которую превратился мир. Технология все меняет, и маклеру необходимо знать ее тайны, быть в курсе новейших изобретений и открытий. Селитра, диви-диви, соевый жмых, рудничные стойки, сода, красильный дрок: для маклера это не просто названия. Он не прикасался к селитре и никогда не видел красильного дрока. Он не пробовал соевого жмыха и вряд ли страдает по этому поводу, но знает, для чего все это используют, где все это нужно. Разве может он возжелать, чтобы мир остановился? Тогда ему придется свернуть свое предприятие. Он знает, кто такой моряк: незаменимый подмастерье в огромной мастерской, которой стал мир.

Когда-то мы возили зерно. Покупали его в одном месте и продавали в другом. А теперь носимся по миру с трюмом, полным товаров, названия которых поди выговори и чье предназначение нам нужно объяснять. Наши собственные корабли стали нашей школой.

Мы все еще ходили под парусом, как делали моряки на протяжении тысяч лет. Но в наших трюмах лежало будущее.

Альберт списался на берег, когда ему было около пятидесяти, как и большинство из нас. Если нам удавалось скопить 30 000 крон, мы клали их в сберегательную кассу и получали годовой доход в четыре процента, то есть сто крон в месяц. И могли спать спокойно. Альберт заработал намного больше и в банк деньги не отнес, а вложил их в корабли. Он стал судовладельцем и маклером. Многие покупали долю в кораблях, даже крестьяне из самой глубины острова. В судоходстве они, конечно, ничего не смыслили, так что до зарезу нужны были люди, которые сами когда-то ходили в море и знали толк в морском деле. Такой человек назывался управляющим, и тут уж Альберту равных не было. Во время своих многочисленных путешествий он познакомился с портным-евреем, который обшивал моряков в Роттердаме. Со временем они стали друзьями. Луи Прессер, талантливый предприниматель, позже переехал в Гавр и основал судоходную компанию, которой принадлежали семь больших барков. Корабли были приписаны к Масталю, а Альберт, как раз списавшийся на берег, стал его управляющим.

В Гавре жила супруга Прессера, красавица-китаянка Чжэн Сумэй, в которую Альберт был влюблен. А она в него. Они взглянули друг на друга и тут же поняли, что слишком поздно встретились. И на руинах неосуществившейся любви построили дружбу. Луи Прессер неожиданно умер от воспаления легких, и вдова унаследовала судоходную контору, которой управляла с еще большим успехом, нежели ее покойный супруг. Может, она и при жизни мужа стояла за его спиной. Во всяком случае, теперь она встала за спиной Альберта. Это она была его советчиком на пути от капитана брига «Принцесса» до владельца десяти кораблей.

Между их предприятиями возникла столь тесная связь, что вскоре судоходство в Гавре стало неотделимо от судоходства в Марстале. Альберт тоже обладал талантом приумножать капитал. Однажды он стоял на палубе корабля посреди Тихого океана, держа в руках мешочек, полный жемчуга. Этот жемчуг мог исполнить все его желания. Но он выкинул его в море, поскольку чувствовал, что на богатство, которое эти жемчужины могут ему купить, падет проклятие. И вот китаянка вложила в его протянутую руку новый мешочек с жемчугом. И на сей раз он его открыл.

Мы не знаем, переплелись ли их судьбы так же близко, как судьбы их предприятий. Им столько пришлось приспосабливаться. Сначала они похоронили пробуждающуюся любовь и удовлетворились дружбой! Затем любовь стала доступной. Воспользовались ли они шансом?

У китаянки не было детей, но она называла свои большие элегантные барки женскими именами, словно дочерей: «Клаудия», «Сюзанна», «Германия». Родить она уже не могла, хотя в восточных чертах ее удивительным образом нестареющего лица не проявлялось ни малейших признаков увядания. Они открыто держались за руки. Наверное, и спали вместе, хрупкая китаянка с гладкой безукоризненной кожей, красиво натянутой на высоких скулах, и крупный, грубого сложения мужчина, способный заполнить собою двуспальную кровать целиком. Но они не поженились.