Мы, утонувшие - Страница 91

От королевского посланника в Берлине пришло сообщение об исчезновении «Астреи». О месте и обстоятельствах исчезновения ничего известно не было. Пропали семь членов экипажа, среди них — два марстальца, шкипер Абрахам Кристиан Сване и штурман Вальдемар Хольм. Также там был один фаререц и матрос с Кабо-Верде. Альберт видел их смерть. Видел их среди плавающих в воде осколков древесины, видел, как они пытаются спастись, выпрыгивая из попавшей под обстрел шлюпки. День стоял тихий, пасмурный. Море походило на серый шелк. Он видел, как лопнули последние пузыри и снова сомкнулись воды: там, под водой, в легких кончился воздух.

Германия объявила неограниченную подводную войну. За предыдущие два года Марсталь потерял шесть судов. А за этот год — шестнадцать. Только в апреле было потоплено шесть. Через месяц — еще четыре. Уцелевшие вернулись, неся печать пережитого, избегая становиться центром внимания на случайных пьянках. Среди них были выжившие с «Мира», на глазах у которых застрелили капитана и боцмана. Им пришлось несколько суток дрейфовать в тонущей шлюпке, за это время умерли еще два человека. Теперь они сидели дома, с семьями; завидев же знакомых, быстро сворачивали в какой-нибудь закоулок.

Бесследно исчезла «Гидра» с шестью членами экипажа на борту, не все, правда, марстальцы, но потери для города были ощутимые.

В наших рядах возникли бреши.

* * *

Пастор Абильгор появился в лавке колониальных товаров Йоргенсена на Твергаде. Владелец магазина, чье полное имя было Крестен Минор Йоргенсен, — бывший штурман, списавшийся на берег, — совмещал должности бакалейщика и судового поставщика. Он стоял за большим деревянным прилавком: маленький, сутуловатый человечек с блестящей, словно отполированной, лысиной, которая летом, когда ее хозяин прогуливался по городу в короткой куртке цвета хаки, так сияла на солнце, что прохожие щурили глаза.

Подвешенный над дверью колокольчик возвестил о приходе Абильгора, издав высокий противный звук. Справа, сидя на длинной деревянной скамейке, беседовали два старых шкипера.

О чем они говорили, Абильгор так и не узнал.

В момент, когда он открыл дверь, воцарилась мертвая тишина.

Тишина была именно «мертвая». Казалось, вместе с пастором в магазин зашла сама смерть.

Йоргенсен отступил от прилавка. Челюсть его отвисла. Он так выпучил глаза, что Абильгор обернулся, уверенный: через открытую дверь хозяин увидел на улице нечто ужасное. Оба старых шкипера переводили глаза с пастора на хозяина, словно ждали, что сейчас произойдут события исключительной важности.

— Добрый день, — неуверенно произнес Абильгор, смущенный странной напряженностью присутствующих.

Йоргенсен не ответил.

Абильгор подошел к прилавку, чтобы сделать заказ. Йоргенсен отступил на шаг и вытянул перед собой руки. Рот его так и не закрывался. Казалось, он не дышит. Так они и глядели друг на друга: хозяин явно на пути к обмороку, чувствительный Абильгор — все больше впадая в оцепенение.

Тишину нарушил один из шкиперов, смачно сплюнув в блестящий медный поднос в углу. От этого звука Йоргенсен очнулся.

— Ну говорите же, ради всего святого, говорите! — выкрикнул он.

— Фунт кофе. Только свежемолотого, пожалуйста, — механически произнес Абильгор, дословно передавая распоряжение пославшей его жены.

Йоргенсен закрыл лицо руками и издал странный фыркающий звук, нечто среднее между смехом и плачем.

— Кофе, кофе, ему всего лишь нужен кофе! — прыснул он сквозь пальцы.

И истерически засмеялся. Подошел к кофемолке, насыпал зерен в пакет. Руки у него тряслись, зерна просыпались на прилавок и на пол.

Затем вдруг стал серьезным:

— Кофе сегодня бесплатно, пастор.

Абильгор тем временем пришел в возмущение:

— Может быть, кто-нибудь соблаговолит объяснить мне, что здесь происходит, — произнес он звучным голосом, каким читал проповеди.

— Да просто Йоргенсену сегодня повезло, — раздалось у него за спиной со «шкиперской» лавки.

Абильгор посмотрел на Йоргенсена, вложив в свой взгляд всю полноту авторитета, присущего его положению:

— Если это какая-то шутка, то хочу вас уведомить, что не нахожу в ней ничего забавного.

Йоргенсен опустил глаза, на губах его заиграла счастливая улыбка. Он смущенно потер лысину, как будто желая начистить ее лишний раз из уважения к пастору:

— Ох, пастор, простите меня. Я ведь думал, вы пришли из-за Йоргена.

— Йоргена?

— Йоргена, сына моего. Он матрос на «Чайке». Я же боялся, вы пришли сказать, что их торпедировали и Йорген… Йорген… — Он сглотнул, словно не до конца справился с пережитым страхом. — Ну, что Йорген, он, — бакалейщик откашлялся, — ко дну пошел.

Абильгор уже боялся показываться на улице. До него дошло, что каждый раз, когда он покидает свой дом на Киркестраде, люди ждут от него печальных вестей.

Для него, человека легкого, светлого нрава, это оказалось непосильной ношей. Он превратился в вестника смерти — черного ворона в крахмальном воротничке, заточенного под низкими сводами дома скорби. Он начинал задыхаться, когда нужно было говорить с родственниками усопших о милости Господа нашего Иисуса Христа, Его любви, помощи и утешении. Слова-то он произносил, но так удивительно беспомощно, с таким сомнением, словно они более не могли служить ответом скорбящим.

Ему и раньше приходилось приносить слова христианского утешения семьям, терявшим отцов и сыновей. Невыносимым положение делали масштабы бедствия — погибшие были многочисленны, как стаи скворцов, улетающих в теплые края. Они висели над городом, подобно штормовому облаку, заслонившему солнце, и одна за другой черным пеплом погибшей надежды падали на крыши вести о смерти отца, брата, сына.